Помню как-то раз я ходил на концерт Гая Митчела (Guy Mitchell) в London Palladium. Каждую субботу в Palladium проходят вечерние шоу. Тогда его выступление было первым, и в конце он снял свой носок и стал размахивать им над головой. Я подумал: "Чудной парень".
Понимаете, я до сих пор не забыл этого, и, наверное, это объясняет мое неистовство на сцене, не знаю. Я всегда говорил - все, что я вытворяю на сцене напрямую завист от моего настроения. Я хочу сказать, что получаю овации благодаря моим сценическим костюмам. Надеюсь, что это не единственное мое достоинство, в самом деле, мне есть чем гордиться.
Я вел ток-шоу в Англии, и все были бы в восторге, если бы я оделся ангелочком. Это нормально для сцены, но сидеть в студии и разговаривать с гостем неудобно.
Я никогда не задумывался о роли моих костюмов в моей карьере. То, что я не мог позволить себе в детстве, я вернул сполна, когда в 20 лет ко мне пришел успех. Боюсь, что я чрезмерный во всем. Если я что-либо делаю, то дохожу до невероятных крайностей.
Помню, как снимали “The Henry Mancini Show” в Santa Monica Civic Auditorium (по крайней мере мою часть). Есть очень известный кадр из этого шоу, где я горизонтально в воздухе, на мне розовато-лиловое трико и серебряные ботинки со звездами. Я сменил восемь костюмов во время этой песни и выражение на лицах зрителей было такое, будто они хотели сказать: "Боже мой!"
Конечно, я не всегда себя так веду. Единственное, что я помню о знаменитом концерте в Troubadour,- как я приветствовал семью Куинси Джоунса (Quincy Jones). На второй день в зале был Леон Рассел (Leon Russel). В то время он был моим кумиром. С его прической он выглядел поразительно. Я знал, что он присутствует на концерте и я тогда чуть не окаменел. На следующий день я потерял голос и он пригласил меня к себе домой. Я думал, что там он привяжет меня к стулу и скажет: "Слушай, ты что вытворяешь с пианино". Но он был так любезен. Он дал мне лекарство для горла, которым я и по сей день пользуюсь. Оно просто великолепно для голоса.
Каждый артист, когда он становится очень известным, переживает период времени, когда ему кажется, что он непобедим. Такое было и с Филлом Коллинзом, и с Брюсом Спрингстингом, и с Мадонной. Им только кажется, что у них не может быть провалов. А потом все неожиданно сходит на нет. Однажды и я столкнулся с этим. Тогда я был очень утомлен. Мой альбом Blue Moves, который я считаю одним из лучших своих альбомов, был не самым успешным. Я знал, что я ослаб. Я знал, что пришло время занять мое место кому-нибудь другому. Нужно быть реалистом в этих вещах. Я не хотел, чтобы это закончилось, но я знал, что это так, потому что я был физически истощен. и к тому же вплотную занялся футбольным клубом в Англии. Я не сидел и не дулся под замком за воротами Виндзора, потому что Питер Фрэмптон продавал двадцать миллионов альбомов.
Это произошло, когда люди были сыты мною по горло. Когда умер Джим Кроус (Jim Croce), Джон Леннон сказал мне:"После смерти продается больше твоих записей, чем при жизни. Я слышу так много твоих песен по радио. Если ты умрешь, то станет настолько невыносимо, что я буду вынужден выбросить свой приемник в окно". Мы живем в сумасшедшем мире. Однако, много лет назад я бы посчитал нелепостью слова о том, что за шесть лет я выпущу семнадцать альбомов.
Я бы не поверил, что все это время мы будем приходить в студию, не имея никаких идей относительно новых синглов. У нас их никогда не было. Мы никогда не стремились сделать хит. Мы просто приходили и делали альбом, а в это время и появлялись синглы. Сегодня же обязательно выпустить сингл и это меняет стиль работы. Для меня намного сложнее работать в таких условиях. По-моему, когда я приходил и пытался написать хит, получались не самые лучшие песни.
Но все-таки много хороших синглов получилось именно так, и многие из них до сих пор широко известны. “Your Song”, я думаю, останется навсегда. По крайней мере, я не насладился в полной мере ее исполнением. Мне трудно выбрать любимые песни, потому что многие из них не всегда самые популярные.
Я только начинаю понимать, как песни влияют на людей. Слишком уж медленно до меня это доходило. У меня всегда были периоды в жизни, когда определенные песни в определенное время играли очень важную роль. Когда я очень несчастен или не влюблен. Либо когда я любил кого-то, но это было гибельно для меня.В такие моменты я буду играть одну и ту же песню миллион раз. Такие песни, как "How Sweet It Is (to Be Loved by You)", "My Sweet Lord" и "Braun Sugar", имеют огромное значение в моей жизни. Но так долго я не задумывался, что такое может быть. А ведь я пишу песни.
Наверное, я хочу, чтобы меня запомнили как хорошего музыканта, который писал хорошие песни. Я бы хотел писать лучше. Когда Френк Сенатра (Frank Senatra) спел одну из моих песен на концерте - “Sorry Seems to Be the Hardest Word” - это был один из моих самых счастливых дней в моей жизни. Хорошие песни должны жить вечно. “Just the Way You Are” Билли Джоела (Billy Joel) одна из таких великих песен.
Я невероятно удачлив. Я очень счастливый человек. Я не могу вспомнить многое о том, что происходило с 1970 по 1976 годы, потому что произошло так много.Годы мчались один за другим. Но, начиная с 1970 года, когда я стал Элтоном Джоном, изменилась моя жизнь. Я стал намного более счастливым, когда взял это имя. Оно стало моим настоящим именем и я мог делать то, что мне хотелось.
Теперь я Элтон Джон. Я даже не думаю о себе как Рег Дуайт. Но Рег может появиться снова. Не знаю, может быть он сделает альбом, напишет много хитов. Я еще многое могу сделать и невероятно хочу снова платиновый альбом, но сейчас, я чувствую, что мне очень повезло и я знаменит уже очень долго.